(Как анархисты протянули руку помощи бездомным)
Тёплым воскресным полднем, на лавочке, укутанной в листву, расположилась стайка молодых людей – два парня и девушка. Рядом стояла увесистая кастрюлька, термос с горячим чаем и пакет, набитый пластиковыми тарелками и кружками. Уютный скверик, не испорченный ни близостью центрального вокзала, ни грязными пустыми коробками на газоне, ни двумя серыми грузными фигурами милиционеров, мрачно глазевших на окрестности, понемножку заполнялся людьми. Приходили люди с сумками, люди с баулами, люди с рекламными газетками, усаживались на свою лавочку и тихонько ждали поезда.
Девушка осталась у кастрюльки, а парни разминулись: один отправился на вокзал, в зал ожидания, где иногда бывали бездомные. Второй пошёл искать людей, лишённых крова, в конец скверика, где коротали они ночи и дни, укрывшись в грязные картонки. Оба вернулись минут через десять, слегка расстроенные: бездомных нигде не оказалось, встретили только знакомую старушку, и она уже – почти что постоянный клиент. Старушка улыбнулась. Её звали Татьяна. Она не бездомная, она просто выброшена государством на нищую жизнь, на жизнь впроголодь.
Кастрюлька открылась, запахло горячим рисом с фасолью, девушка чуть помешала его половником и наложила старушке. Старушка пишет стихи, она с дипломом учителя физики, и сын её – тоже с высшим образованием. Старушка жизнерадостна, а на её месте многие бы горько всплакнули. Она похоронила мужа ещё в молодости, а сына, когда он уже заканчивал институт, жестоко избили. Бугай бил его по голове, и сын старушки – последняя надежда выкарабкаться из нищеты – попал в психиатрическую клинику, а попросту в «Тенёк».
Его подлечили, но после «Тенька» никто не хотел брать на работу «молодого специалиста», а работа предстояла ответственная – с формулами, вычислениями, техникой… Психическая болезнь стала прогрессировать, и вот уже годы и годы, как старушка-поэтесса пытается излечить сына, тратит и без того скромную пенсию на дорогущие таблетки, но всё – без результата.
Старушка, интеллигентная, скромная, делилась своей историей, а к волшебной кастрюльке потихоньку подтягивались бездомные. Люди как люди, а вовсе не монстры, как пытаются нам их показать. Миша – инвалид с детства, собирает макулатуру и этим живёт. Они с Татьяной – уже старые друзья, и познакомились здесь же, в привокзальном скверике.
А девушка черпала и черпала половником горячий рис для новых бездомных. Людей сегодня было немного, ребята опоздали, обычно они приходят в час дня. Девушку, кстати, зовут Аня (а друзья называют её Нини), она анархистка-антифашистка, и раздаёт еду бездомным ещё с прошлого года. «Еда вместо бомб» - это, прежде всего, анархистская, антиправительственная акция, и молодые люди проводят её по всему свету. Правда, сейчас в Воронеже всё тихо и застенчиво: нет ни анархистских листовок, ни растяжек «Еда вместо бомб», а потому «люди в форме» хоть и смотрят исподлобья, проходя по скверику, а всё-таки не пристают. «Смысл акции вообще простой: привлечь внимание людей, что государство вместо того, чтобы накормить бездомных, тратит огромные, гигантские деньги на милитаризм, на оружие, на бомбы, - говорит Аня. – Вы только взгляните в прошлогодний федеральный бюджет и сравните, сколько государство тратит денег на «оборону» и сколько, например, на образование…»
В Воронеже пару лет назад, когда «Еда вместо бомб» была массовей и политизированней, «органы» пытались её запретить, порвали даже растяжку, правда, на этом всё и закончилось, - говорит Аня. А в Петербурге неонацисты убили участника акции. «Неонацисты думают, что бездомные – это «недочеловеки», и поэтому нападают и на них, и на нас – тех, кто им помогает. А мы наоборот стараемся доказать, что в какую бы сложную жизненную ситуацию не попал человек, он всё равно остаётся, прежде всего, человеком» - поясняет Аня.
Между тем, к нам подъехал джип с тонированными стёклами, проехал прямо по пешеходной части скверика, и остановился напротив нашей лавочки. Тонированный стёкла открылись, и владелец джипа внимательно уставился на нас. Может, подумал что конкуренты? Он посмотрел минут пять, и отправился восвояси.
«Мы готовим только вегетарианскую еду, - говорит Аня, - потому что мы принципиально против насилия над животными, которых убивают, чтобы набить желудки. И ещё я стараюсь собирать пластиковые тарелки и мыть их, чтобы не распространять пластик по планете. Наши друзья накладывали еду прямо в капустные листы, это экологично, но очень дорого и неудобно: для таких «тарелок» подходят только верхние листы с целого кочана…»
Где-то в другом конце скверика уселось целое семейство – мать с детьми, они были голодны и, может быть, тоже без крова над головой. «Но они стесняются подойти, - сказала старушка Татьяна. – Может быть, отнести им еды?» «Нет, пусть попросят. Ведь просить – это тоже искусство».
На этот рис и бобы, чай и пряники молодёжь скидывается – кто сколько сможет: по десять, двадцать, пятьдесят рублей… Когда денег не хватает, Аня добавляет из своих. В идеале – так, как делают на Западе – еда достаётся почти бесплатно: это «не кондиция» из супермаркетов.
А мечта старушки Татьяны, кажется, сбывается: ей уже напечатали «сигнальный» экземпляр сборничка её стихов. Она заплатила втридорога, но скоро на типографии отпечатают его всем тиражом… «Эх, жалко, что не взяла первого экземплярчика своих стихов – сколько ждала его, надеялась… - сетует Татьяна. – А на второй такой сборник, для которого уже накопилось стихов, денег нет и не предвидится».